Теперь Джонни знал достоверно: помощи ждать неоткуда! Его судьба, а главное, судьба его мамы, была в его руках. Он взял в инвалидном обществе коляску. Правда, выкатывать маму на улицу не решался, но ему всё же удобнее было возить маму мыться, а не носить на руках. Старался готовить блюда сразу из нескольких продуктов, чтобы получалось более питательно, и кормил маму с ложечки. Как, наверное, она сама кормила его, когда он был ещё маленьким «поросёночком». У него появилось приятное ощущение контроля над ситуацией, хотя бы частичного. Осознание собственной способности помочь своей маме в её последние дни. Ему даже показалось, что она стала лучше говорить. Конечно же, о способности вести пространные разговоры на абстрактные темы не могло быть и речи, однако ему даже показалось, что мама стала более отчётливо и осмысленно сообщать ему свои просьбы, например, «включи говорилку» (т. е. радио). А ещё однажды на него произвело впечатление, как глубоко могут укорениться некоторые моменты даже в мозгу, поражённом тяжёлым патологическим процессом. Когда он специально отошёл в другую часть комнаты чтобы чихнуть, мама сказала ему: будь здоров!
Джонни также старался сделать её рацион более здоровым: заменил сливочное масло растительным, покупал нежирные сорта сыра и т. д. Он также огородил мамину кровать подушками, чтобы она не ударилась, если ей вдруг приходило в голову сползти с кровати. Несмотря на плановое отключение горячего водоснабжения во второй половине мая, он регулярно грел воду, дабы иметь возможность регулярно мыть маму.
Были, конечно же, и сложности. Например, мама капризничала, подобно тому, как, наверное, делал он сам, когда ещё был поросёночком, которого кормили с ложки: то это не хочу, то другое. Или скушает пару ложек и всё, хоть ты тресни. Джонни с трудом, но приходилось на старости лет учиться терпению, которого ему обычно так не хватало по жизни. Самым же неприятным, наверное, была та рана у мамы на ноге, которая упорно не хотела заживать, как он ни старался и не обрабатывал это место антисептиками. Вероятно, здесь негативно сказывались возраст и неподвижность парализованной конечности, усугублявшие нарушения кровообращения.
Тогда же стали возникать серьёзные, очень негативные моменты, связанные с его собственным здоровьем. Так, однажды, когда он ездил с товарищем в Ашан за памперсами для мамы и прочим, ему стало как-то совсем не по себе, начала кружиться голова. Кроме того, даже в более «благополучные» годы ночью, перед сном у него не раз возникали мысли о том, что вот сейчас он уснёт и не проснётся. Появлялась сильная тревога, страх, мешавшие ему уснуть. Он не высыпался, и на следующий день чувствовал себя ещё хуже, что давало ему дополнительные основания для тревоги. И теперь у него также возникали такие моменты, однако они стали дополнительно усугубляться страхом перед тем, что если он уснёт и не проснётся, то он-то просто не проснётся, а его мама умрёт ужасной смертью от обезвоживания. Правда, на какое-то время он немного успокоился, когда прочитал в википедии, что безнадёжные больные, умирающие от обезвоживания, уходят из жизни без особых мучений. Тем не менее, сама мысль об этом не давала ему покоя.
В интернете Джонни также узнал тогда подтверждение тому, о чём догадывался в общих чертах на основании общих представлений из анатомии и физиологии. А именно, что сосудистая деменция прогрессирует приступами, связанными с возникновением значительных нарушений мозгового кровообращения. Это, в свою очередь, вызывает необратимую потерю всё большего количества функций центральной нервной системы. Поэтому нужно было готовиться к тому, что в любой момент может наступить ухудшение.
Это случилось 12 июня. В тот день Джонни собрался с товарищем в Ашан за памперсами и прочим. Он знал, что мероприятие, включавшее длительную процедуру собственно шоппинга, займёт несколько часов. А потому хотел хорошенько накормить маму, дабы она не была голодной в его отсутствие. Однако мама упорно не хотела есть, отворачивала голову. В связи с этим процедура заняла неожиданно много времени. Товарищ уже приехал за ним, стоял у него под окнами и сигналил ему: время — деньги. Растерянный Джонни, не знавший уже как упросить маму скушать ещё ложечку, принялся кричать: неужели ты не понимаешь, что если ты не будешь есть, ты умрёшь?! И тогда случилось то, от чего он впоследствии был в стыде и в шоке всю свою оставшуюся жизнь. Мама, обычно объяснявшаяся в лучшем случае короткими фразами, совершенно отчётливо сказала ему: думаешь, если ты будешь кричать на меня, станет лучше?!
А когда он вернулся через несколько часов, у мамы остались подвижными фактически только руки. Речь пропала полностью. И этими самыми руками она начала в те дни совершать ужасную саморазрушительную активность. Даже несмотря на то, что Джонни подстриг ей ногти, она буквально пальцами стала растирать, раздирать себе кожу на руках и на ногах. Хрупкая, лишённая адекватного кровоснабжения кожа её быстро разрушалась, на ней образовывались незаживающие раны. Джонни потом ещё винил себя в том, что с его жутко плохой наблюдательностью и общим подавленным в связи с происходящим состоянием, он далеко не сразу понял смысл происходящего и чем это грозит. Он мыл маму каждый день, но это только усиливало чесотку. Джонни пытался даже надевать ей варежки. Однако стоило ему лечь спать или просто отойти, как она снова расчёсывала себя. В результате, через неделю на руках и, особенно, на ногах у неё образовались жуткие язвы. Нужно было срочно с этим что-то решать. Не зная, что делать дальше, Джонни собирался вызвать скорую помощь. Однако в итоге принял решение, которое впоследствии никогда не мог себе простить и за которое обоснованно считал себя убийцей своей мамы. Он подумал о том, и, словно в подтверждение своих мыслей, прочитал в интернете, что язвы эти, особенно при плохом кровообращении, заживают очень долго, если вообще заживают. Джонни прекрасно видел это на примере старой раны у мамы на ноге, которая так и не зажила. А потому, как он думал, когда маму выпишут из больницы, ему всё равно придётся с этим иметь дело. А потому нужно в любом случае искать эффективное решение сейчас.